Белогорьев А. М. — Заместитель генерального директора по научно-организационной работе, эксперт РСМД
(Российский совет по международным делам, 27.03.2014 г.)

Если коротко: вектор не изменится, изменятся темпы движения. В 1970-1980-е гг. советские углеводороды были нужны Западной Европе по двум основным мотивам: 1) как экономическая составляющая разрядки (торговля вместо войны); 2) и как альтернатива Ближнему Востоку – наиболее проблемному тогда региону с точки зрения энергетической геополитики («нефтяные шоки» и пр.).

В 1990-е гг. и начале 2000-х гг. на энергетическую зависимость от России в Европе смотрели сквозь пальцы, во-первых, потому что была надежда, что Россия превратится во вторую Норвегию, т.е. в политически нейтральный энерго-сырьевой тыл ЕС (норвежский экспорт покрывает сейчас 24% внутреннего потребления газа в ЕС). Во-вторых, были настолько низкие цены на нефть, что нерентабельным было большинство проектов альтернативной энергетики в самой Европе. И, третье, не было выбора среди стран-экспортеров.

Где-то к середине 2000-х гг. в ЕС окончательно осознали, что Россия не станет Норвегией. Одновременно с этим резко выросли цены на нефть (отсюда – расцвет ВИЭ), стали как грибы после дождя расти новые экспортеры СПГ и, что не менее важно, сам рынок ЕС достиг насыщения и прекратил рост (с 2006 г. и по сей день в ЕС стагнирует потребление газа и падает потребление нефти).

Очень кстати в это же время случился первый транзитный кризис на Украине (зима 2005-2006 гг.), многократно усиленный потом кризисом января 2009 г. Именно тогда было принято политическое решение постепенно снижать закупки российского газа. Почему такое внимание именно к газу? В силу принципиально большей по сравнению с нефтью и нефтепродуктами технологической сложностью быстрого переключения на другие источники поставок (электроэнергией в небольших объемах Россия торгует в ЕС только с Финляндией и Прибалтикой, поэтому она не играет большой роли).

Энергетика – одна из наиболее инерционных отраслей любой экономики, и соответственно она менее всего приспособлена к следованию политической конъюнктуре. Поэтому вероятность прямых, формализованных торговых санкций со стороны ЕС в отношении экспорта российских энергоресурсов я бы оценил как предельно низкую.

В силу этого проблемы энергетического сотрудничества между Россией и ЕС – это в большинстве случаев газовые проблемы, что оттеняет куда более благополучные и доверительные отношения в области поставок нефти, нефтепродуктов, угля, электроэнергии или участия европейских компаний (E.ON, Enel, Fortum) в российской электрогенерации.

Энергетика – одна из наиболее инерционных отраслей любой экономики, и соответственно она менее всего приспособлена к следованию политической конъюнктуре. Поэтому вероятность прямых, формализованных торговых санкций со стороны ЕС в отношении экспорта российских энергоресурсов я бы оценил как предельно низкую. Доля самого ЕС в экспорте составляет: по нефти и нефтепродуктам – около 88%, природного газа – 70%, угля – 50%. Любые сравнения с Ираном, против которого было вполне успешно в 2012-2013 гг. задействовано нефтяное эмбарго, бессмысленны: Иран в лучшие годы поставлял в ЕС примерно в четыре раза меньше нефти, чем Россия, не говоря уже о газе или угле. Это несопоставимые величины.

Что будет? Будет медленное удушение. Собственно об этом и договорились главы ЕС на двухдневном саммите 21-22 марта 2014 года. Быстрого, простого и тем более дешевого решения для этого нет. Очевидно, что и дальше в ЕС будет расти электрогенерация на ВИЭ и угле, увеличиваться импорт СПГ, массово вводиться более энергоэффективное оборудование, возможно, даже пройдет частичная реабилитация ядерной энергетики и какое-то, хотя и ограниченное, развитие получит добыча сланцевого газа. Но всё это, во-первых, даст комплексный эффект не раньше чем к 2020-2025 гг., а во-вторых будет стоить дорого, и грозит существенно подорвать экономическую конкурентоспособность ЕС по сравнению, прежде всего, с США. А она в последние годы снизилась именно на фоне радикального дисбаланса цен на энергию на двух рынках. Достаточно вспомнить, что в 2013 г. средняя оптовая цена газа на Henry Hub в США составляла 133,1 долл./тыс. м³, а на NCG в Германии - 387,7долл., и так несколько лет подряд на фоне экономической депрессии.

Иными словами, России, на мой взгляд, стоит готовиться к далеко не быстрому, но последовательному сокращению импорта российских энергоресурсов (преимущественно газа и частично нефти) со стороны ЕС. Во всяком случае, я бы воспринимал эту угрозу как весьма серьезную. В сущности, это и есть санкции, но лишь сильно растянутые по времени. Для начала стоит, видимо, поставить крест на иллюзиях по поводу возможного увеличения объемов экспорта российского газа в ЕС, которые до сих пор, несмотря на все явные негативные сигналы, разделяет «Газпром». Естественно, ни при каком сценарии речь не идет о полном прекращении импорта российского газа или тем более нефти в сколь либо обозримой перспективе, но в долгосрочном плане (после 2025 г.) вполне можно ожидать его двукратного снижения, если экономические соображения в ЕС не возобладают над геополитическими.

России, на мой взгляд, стоит готовиться к далеко не быстрому, но последовательному сокращению импорта российских энергоресурсов (преимущественно газа и частично нефти) со стороны ЕС. В сущности, это и есть санкции, но лишь сильно растянутые по времени.

Что касается отношений России и Украины, то опять же быстро ничего не изменится. Украина и так уже в два раза сократила импорт российского газа (28 млрд м³ в 2013 г., с учетом реверсных поставок из ЕС, против 56,2 млрд м³ в 2008 г.). Дальше падать некуда, но и ожидать роста импорта на фоне отмены российских скидок тоже не приходится. Общий вектор, что при Ющенко, что при Януковиче, что при революционной власти один и тот же – постепенно всеми возможными способами снижать закупки российского газа. При этом нельзя исключать, что будет поднята плана за транзит (сейчас 3,4 долл. за 1 тыс. м³ на 100 км). Учитывая экономическое положение Украины, вполне вероятны зимние транзитные кризисы. Что будет с ГТС Украины – целиком зависит от того будет или не будет реализован «Южный поток». Что касается прочих энергетических активов Украины (НПЗ, угольные шахты, электроэнергетика), то их экономическая привлекательность, откровенно говоря, невысока, и очереди со стороны инвесторов нет. Поэтому вряд ли стоит ожидать серьезной дискриминации в отношении российских инвесторов (ЛУКОЙЛ, Роснефть и пр.). За исключением, пожалуй, допуска к приватизации НАК «Нафтогаз Украины».

«Южный поток» - это как раз та и, возможно, единственная лакмусовая бумага, по которой уже в этом году станет понятно, насколько решительна позиция ЕС по сворачиванию энергетических связей с Россией (первая очередь газопровода должна быть введена в строй уже к декабрю 2015 г., а в 2013 г. началось строительство его сухопутных участков в России, Болгарии и Сербии). Вряд ли можно ожидать, что уже в 2013 г. ЕС заметно снизит импорт российского газа. А если в этом году или в следующем будут морозные зимы, то импорт может даже вырасти. Но это обманчивые сигналы. Единственное, что важно – это направление инвестиций.

Особенность «Южного потока» в том, что он почти не нацелен на новые рынки сбыта (в отличие от Nabucco и его последующих модификаций). Его основная цель – перенаправить транзитные потоки газа, идущие через Украину (по украинским данным, 86,1 млрд м³ в 2013 г. против 119,6 млрд м³ в 2008 г.) в обход нее. Перед ЕС сегодня стоит нетривиальный выбор: либо «похоронить» проект Южного потока с целью политической и экономической поддержки Украины, принимая при этом на себя риски вполне ожидаемых транзитных кризисов образца 2009 г. и проблему реконструкции украинской ГТС (даже по скромной оценке НАФ «Нафтогаз Украины», стоимостью не менее 5,3 млрд долл.), либо дать реализоваться проекту, избавив себя тем самым от этих рисков, но и существенно подорвав экономические положение Украины (в 2013 г. ее доход от транзита газа составил без малого 3,6 млрд долл.), а также допустив усиление позиций России на Балканах, прежде всего, в странах бывшей СФРЮ. Победит ли в данном случае экономический прагматизм или политическая целесообразность, пока можно только догадываться.

Перед ЕС сегодня стоит нетривиальный выбор: либо «похоронить» проект Южного потока с целью политической и экономической поддержки Украины, либо дать реализоваться проекту, избавив себя тем самым от этих рисков, но и существенно подорвав экономические положение Украины, а также допустив усиление позиций России на Балканах.

Единственное, я бы обратил внимание, что Еврокомиссия выступила с претензиями к «Южному потоку» за несколько месяцев до эскалации ситуации на Украине. В начале декабря 2013 г. она направила официальное письмо Правительству РФ с требованием пересмотра межправительственных договоров, заключенных в рамках реализации проекта с европейскими странами-транзитерами, а именно Австрией, Болгарией, Венгрией, Грецией, Словенией, Хорватией с целью их согласования с требованиями Третьего энергетического пакета. Т.е. тучи стали сгущаться над «Южным потоком», так же как и ранее над газопроводом OPAL (продолжением «Северного потока» в Германии), задолго до текущих событий. Крымский кризис лишь подлил масла в огонь.